Одним из ярких талантов средневековой азербайджанской литературы является Муджиреддин Бейлагани. Он родился в карабахской земле, в городе Бейлаган, который прославился на Ближнем и Среднем Востоке как политический, экономический и культурный центр.

Точная дата рождения поэта неизвестна. По некоторым данным он родился в 30-х годах XII века. Муджиреддин Бейлагани получил широкое образование: изучал математику, астрономию, астрологию, географию, медицину, античную философию, теологию. В совершенстве владел арабским, персидским языками. В восемнадцать лет переехал в Ширван и продолжил учиться поэтическому мастерству у Хагани Ширвани. Хагани высоко ценил поэтический дар своего ученика.

Муджиреддин Бейлагани создавал свои произведения в основном на персидском языке, который в XI-XIV веках являлся языком поэзии на всём Востоке. Но разные источники указывают, что поэт пробовал своё перо и на тюркском, и на арабском языках. Муджиреддин Бейлагани около пятидесяти лет жил и творил при дворе Эльдегизидов и снискал славу касыдами, посвященными правителям — Мухаммеду Джахан Пехлевану и Кызыл Арслану. Он преуспел и в других поэтических жанрах, был признанным мастером газелей и рубай. До наших дней дошёл его объёмный «Диван», состоящий из 5500 бейтов (двустиший).

Бейлагани написал притягательные стихи (кыты), посвященные прекрасной избраннице, воспеванию любви, картинам природы, а также встречаются образцы, где звучат сетования на окружающую среду и сквозит внутренний разлад. При всём благополучии придворной жизни поэт ощущает духовное одиночество, внутреннее ущемление, чает верной дружбы и искреннего участия.

Бейлагани является автором немалого количества колючих и метких хаджв -— эпиграмм, мишенью которых становились временщики и царедворцы. Его рубай философского характера — отзвук раздумий о вечных проблемах бытия, о жизни и смерти, о превратностях судьбы.

Поэт умер примерно в 1194 году в Тебризе и похоронен там же, в кладбище квартала Сухраб.

* * *

Кыты

Душа моя подобна океану,

Мне жемчуга даруют вдохновенье,

А эти пустозвоны, куклы эти,

Подобны грязной океанской пене,

Стараются казаться соловьями!

Но ведь всегда ворону выдаст пенье!

Они — как ножны, языки — клинки их,

Им ненавистен вольнодумный гений.

Питают взятки их, как лампу масло,

Они ж чадят, как мокрые поленья!

Как муравьи, они воруют крохи

Со скатертей моих стихотворений...

Что ж, муравьи, потопом темным хлыньте —

Один мой бейт растопчет вас в мгновенье!

Сад времени нашего ядом сочится,

Ни в свежесть, ни в сласть тростника ты не верь.

Его сердцевина больна и червива...

О жизни и смерти подумай теперь.

Скрипят без конца две широкие двери —

Ворота рождений, ворота потерь.

Вращается мир, забывая ушедших,

Бесстрастно встречая стучащихся в дверь.

Сердце то, что рок ни разу не сразил стрелою, где?

Миг, что время не влекло бы в пропасть за собою, где?

Солнца зеркало кружится в чистом небе, а под ним —

Друг, что зеркалу подобен сердца чистотою, где?

Я сердец, которых горе пощадило, — не встречал.

Пусть назло мне, — где то сердце, что живет в покое, где?

Из всего, что сохранило время от минувших дней, —

Стен, воздвигнутых судьбою, кто прочней построил, где?

Рубаи

Огонь сжигает грудь мою — из-за тебя, мой друг.

Я муки сердца не таю — живу скорбя, мой друг.

Ты на чужбине. Боль твоя сильней моей тоски.

Я знаю это — и пою лишь для тебя, мой друг.

Я б кольцо свое украсить бирюзой небесной мог,

Лошадь времени взнуздал бы, а дыханьем скалы б сжег,

Но коль тысячу колосьев на хырмане Хагани

Соберу я, стихотворец, — буду счастлив, видит бог!

О ночь одиночества! Ночь, пощади!

Я брошен. Закован я... Тьма впереди...

О ночь, если даже ты жизнь, — уходи.

О утро! Пусть гибель ты, — вспыхни! Приди!

Цветок был рад рассвету — и увял.

Доверил тайну сердца ветру — и увял.

О, как превратна жизнь, — за десять дней

Пришёл конец расцвету, — и увял...